ПЕТР

(Полянский Петр Федорович; 20.07.1862, с. Сторожевое Коротоякского у. Воронежской губ.- 10.10.1937, г. Верхнеуральск (по др. сведениям, г. Магнитогорск) Челябинской обл.), сщмч. (пам. 27 сент., в Соборе Московских святителей, в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской, в Соборе Отцов Поместного Собора Церкви Русской 1917-1918 гг. и в Соборе святых Челябинской митрополии), митр. Крутицкий, патриарший местоблюститель (1925-1936). Род. в семье свящ. Богоявленской ц. с. Сторожевого Федора Евграфовича Полянского; племянник еп. свт. Иустина (Полянского).

По окончании Воронежской ДС по 1-му разряду со званием студента 26 июля 1885 г. резолюцией Острогожского еп. Макария (Троицкого) назначен на должность псаломщика при храме с. Девица Коротоякского у. Воронежской губ. 15 дек. 1887 г., согласно прошению и с разрешения епархиального архиерея, зачислен вольнослушателем в МДА, в связи с чем 24 марта 1888 г. уволен с должности псаломщика. 1 окт. того же года после поверочных испытаний принят в число студентов МДА (РГИА. Ф. 802. Оп. 10 (1906 г.). Д. 111. Л. 10 об.- 12). 15 июня 1892 г., по окончании полного курса академии, удостоен степени канд. богословия за соч. «Объяснение Первого послания св. апостола Павла к Тимофею». По представлению ректора МДА архим. Антония (Храповицкого; впосл. митрополит) Московский и Коломенский митр. Леонтий (Лебединский) утвердил его в должности помощника инспектора академии (Отчет о состоянии МДА в 1891/92 уч. г. // БВ. 1892. № 11. С. 277). Помимо работы в академии с 15 сент. 1892 по 15 авг. 1895 г. безвозмездно служил законоучителем при сергиево-посадском частном жен. учебном заведении 2-го разряда. С 14 мая 1895 г. являлся церковным старостой при Богоявленской ц. в родном с. Сторожевом; за особое усердие к благоукрашению храма удостоен архипастырской признательности Воронежского еп. Анастасия (Добрадина).

21 нояб. 1896 г. приказом обер-прокурора К. П. Победоносцева назначен на должность преподавателя греч. языка в Звенигородское ДУ; 31 дек. 1896 г. указом Синода назначен на должность смотрителя Жировицкого ДУ. 4 марта 1897 г. защитил в МДА на степень магистра богословия переработанную канд. дис. «Первое послание апостола Павла к Тимофею: Опыт историко-экзегетического исследования» (Сергиев Посад, 1897). Офиц. оппонентами выступили проф. М. Д. Муретов и проф. И. Н. Корсунский. Исследование П. Ф. Полянского было частью проекта проф. Муретова: составление комплекса научно-правосл. исследований по текстам Апостольских посланий. Магистерская степень П. была присуждена указом Синода от 16 мая 1897 г. Помимо службы в Жировицком ДУ П. Ф. Полянский в июне-июле 1900 г. занимал должность председателя кратковременных курсов для учителей церковноприходских школ Гродненской епархии. С 30 дек. 1901 г. он являлся членом Гродненского епархиального училищного совета. С 25 окт. 1897 г. состоял членом-соревнователем попечительства о народной трезвости, с 23 мая 1898 г.- участковым попечителем 7-го участка Слонимского у. того же попечительства. С 1 апр. 1899 г. являлся почетным мировым судьей Слонимского окр. (РГИА. Ф. 802. Оп. 10 (1906 г.). Д. 111. Л. 38). В сент. 1905 г. избран председателем 3-й секции Собрания духовенства и мирян Гродненской епархии.

5 июля 1906 г. перемещен в С.-Петербург и назначен младшим помощником правителя Учебного комитета при Синоде. 23 марта 1907 г. переведен, согласно прошению, в Канцелярию обер-прокурора. Определением Синода от 29 марта того же года допущен к участию в заседаниях Учебного комитета с правом голоса; 15 нояб. 1909 г. Высочайшим приказом назначен постоянно присутствующим членом Учебного комитета (Там же. Л. 26-28). Начиная с 1907 г. ежегодно командировался для проведения ревизий духовных уч-щ и семинарий: в 1907/08 уч. г. ревизовал духовные уч-ща Курской епархии, в 1908/09 г.- духовные уч-ща Вятской епархии, а также Елабужское Стахеевское епархиальное жен. уч-ще Казанской епархии и Камышловское ДУ Екатеринбургской епархии, в 1909/10 г.- духовно-учебные заведения Вологодской епархии, в 1910/11 г.- Новгородской епархии, в 1911/12 г.- Костромской и Минской епархий, в 1913/14 г.- Ишимское и Читинское духовные уч-ща, Омское и Забайкальское епархиальные жен. уч-ща, духовные школы Енисейской, Иркутской и Тобольской епархий, в 1914/15 г.- духовные школы Екатеринбургской и Олонецкой епархий, в 1915/16 г.- Тобольскую ДС, в 1916/17 г.- духовные школы Томской епархии и Бийское миссионерско-катехизаторское уч-ще Алтайской епархии (РГИА. Ф. 802. Оп. 10 (1908 г.). Д. 43; Там же. Оп. 10 (1910 г.). Д. 244; Там же. Оп. 10 (1911 г.). Д. 1407; Там же. Оп. 11 (1912 г.). Д. 88, 115; Там же. Оп. 11 (1914 г.). Д. 63, 64, 65, 69, 74; Там же. Оп. 11 (1915 г.). Д. 66, 67; Там же. Оп. 11 (1916 г.). Д. 149; Там же. Оп. 11 (1917 г.). Д. 69, 70).

Ситуация в духовных школах после революционных нестроений 1905-1907 гг. была очень непростой, попытки наладить нормальную жизнь - и в учебном, и в воспитательном отношении - часто не имели должного эффекта. На ревизоров Учебного комитета возлагались сложные задачи: досконально войти во все аспекты деятельности ревизуемых ими школ; проанализировать ситуацию, выявить и систематизировать меры, давшие положительные результаты в одних духовных школах для распространения этого опыта на др. школы. При этом действия ревизоров Учебного комитета далеко не всегда приветствовались правящими архиереями, не верившими в компетентность мирян, даже имевших духовно-учебный опыт, в вопросах воспитания буд. пастырей. Отчеты П. Ф. Полянского о ревизиях свидетельствуют о его внимательном отношении ко всем сторонам жизни духовных школ, к личностям начальствующих и учащих. Особое внимание он уделял составу учебных б-к, рекомендовал начальствующим духовных школ поощрять внеклассное чтение художественной лит-ры, «отвлекающее от бунтарских мыслей». Для развития в воспитанниках эстетического вкуса П. Ф. Полянский предлагал устраивать в духовных школах занятия музыкой и живописью, изыскивая возможности для правильной постановки их преподавания, устраивать музыкально-лит. вечера. Кроме проведения ревизий П. Ф. Полянский командировался от Учебного комитета на проходившие в Москве в июне 1909 г. 2-й регентский съезд и 3-й всероссийский съезд хоровых деятелей для участия в июле 1910 г. в обсуждении вопроса о преподавании пения в учебных заведениях (Там же. Д. 111. Л. 24-24 об., 33-33 об.).

Был награжден орденами св. Станислава 3-й (1899) и 2-й (1903) степени, св. Анны 2-й степени (1907), св. кн. Владимира 4-й (1910) и 3-й (1916) степени. Имел чин действительного статского советника (1914).

В связи с созывом Поместного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. вместе с Учебным комитетом переехал в Москву, где принял участие в работе Собора в качестве консультанта. 6 сент. 1917 г. Соборный совет заслушал заявление 30 членов Собора во главе с Гродненским архиеп. Михаилом (Ермаковым; впосл. митрополит) о приглашении П. Ф. Полянского на Собор в качестве его члена, но отклонил это предложение, равно как и предложения о приглашении на Собор ряда других лиц (Документы Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг. М., 2013. Т. 2. С. 54). Официально П. Ф. Полянский оставался членом Учебного комитета вплоть до упразднения последнего постановлением Высшего церковного управления от 4 окт. 1918 г. (РГИА. Ф. 802. Оп. 11 (1918 г.). Д. 1. Л. 18, 89). В дальнейшем он работал правителем дел гос. завода резиновой промышленности № 2 «Богатырь» в с. Богородском (ныне в черте Москвы). 17 дек. 1919 г. арестован по доносу члена фабричной партийной орг-ции, где говорилось, что Полянский «мутит рабочие массы, натравляя их на коммунистов, и его агитация имеет широкий успех у рабочих» (Кифа. 2012. С. 717). 24 дек. дело было прекращено. С янв. 1920 г. являлся заведующим приютом дефективных детей в Москве.

В первые месяцы 1920 г. патриарх Московский и всея России свт. Тихон (Беллавин) предложил П. Ф. Полянскому вернуться к служению Церкви, но уже в священном сане. Через нек-рое время Владимирский митр. Сергий (Страгородский; впосл. патриарх Московский и всея Руси) совершил его постриг в монашество с именем Петр. Не ранее мая и не позднее авг. 1920 г. рукоположен Верейским еп. сщмч. Иларионом (Троицким; впосл. архиепископ) во диакона и митр. Сергием (Страгородским) - во иерея. Был возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем московского во имя святителя Иоанна Златоуста мужского монастыря. 8 окт. 1920 г. хиротонисан во епископа Подольского, викария Московской епархии. Хиротонию в Сергиевском храме патриаршего Троицкого подворья в Москве возглавил патриарх Тихон. П. стал ближайшим помощником управляющего Московской епархией Крутицкого митр. Евсевия (Никольского); имел поручение заниматься брачными делами, что тогда было весьма опасно по причине стремления гражданских властей к монополии в этой сфере. 22 февр. 1921 г. арестован по обвинению в «незаконном использовании советских дров» (квартира П. в Златоустовском мон-ре отапливалась из монастырского дровяного запаса, считавшегося официально национализированным). Содержался в Таганской тюрьме. 12 апр. 1921 г. приговорен к лишению свободы на 2 месяца и с учетом предварительного заключения освобожден. 12 авг. 1921 г. вновь арестован, выслан в г. Вел. Устюг.

В авг. 1923 г. П. был досрочно освобожден и вернулся в Москву. 28 сент. того же года возведен в сан архиепископа Подонского и Подольского и назначен членом Синода при патриархе Тихоне. В нояб. 1923 г. получил предписание ОГПУ о высылке из Москвы, но по ходатайству патриарха оставлен в столице. В связи с арестом 15 нояб. архиеп. Илариона (Троицкого) П. начал исполнять обязанности управляющего Московской епархией. 30 нояб. 1923 г. назначен управляющим московского в честь Богоявления муж. мон-ря. После публикации циркуляра Наркомюста от 8 дек. 1923 г. о запрещении «публичного чествования лиц, осужденных или находящихся под судом за совершение тяжких государственных преступлений… в частности… гр. Белавина (Тихона)» П. 31 дек. 1923 г. выпустил разъяснение о том, что поминовение Святейшего Патриарха обязательно для верующих, находящихся с ним в молитвенном каноническом общении. В связи с этим П. вступил в конфликт с руководителем Отдела по проведению в жизнь декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» Наркомюста П. А. Красиковым, к-рый грозил ему судом, до чего, однако, дело не дошло. 25 янв. 1924 г. назначен архиепископом Крутицким, управляющим Московской епархией. Патриаршим распоряжением от 9 февр. 1924 г. в церквах Москвы и Московской губ. была введена формула поминовения: «Еще молимся о Святейших Патриарсех Православных Константинопольском, Александрийском, Антиохийском, Иерусалимском и Московском и о господине нашем Высокопреосвященнейшем Петре, архиепископе Крутицком» (Сафонов Д. В. Свт. Тихон, Патриарх Московский и всея России, и его время. М., 2013. С. 466). 22 марта 1924 г. патриарх Тихон «в ознаменование прекращения Президиумом ВЦИК Его следственного дела» предложил Синоду возвести П. в сан митрополита (РГИА. Ф. 831. Оп. 1. Д. 268. Л. 34). Само возведение, по-видимому, состоялось к празднику Пасхи - 27 апр. 1924 г.

Весной 1924 г. власти навязали патриарху Тихону как условие гос. регистрации Высшего церковного управления участие в нем представителей обновленческой «Живой церкви» во главе с «протопресвитером» В. Д. Красницким. Резко осудив такую уступку властям, П. заявил, что «на это ни за что не согласится и выйдет из состава синода, как только это произойдет» (Патриаршее управление и ОГПУ (1923-1924 гг.): Выдержка из письма А. Д. Самарина деятелям Зарубежной Церкви с изложением событий церковной жизни в России / Вступ. ст., публ. и примеч. О. В. Косик // Вестн. ПСТГУ. Сер. 2: История. История РПЦ. 2010. Вып. 4(37). С. 64). В связи с занятой П. твердой позицией ОГПУ 14 мая 1924 г. потребовало от него подписать обязательство выехать до 20 мая из Москвы в ссылку в Коми (Зырян) автономную обл. Патриарх Тихон, опасаясь лишиться ближайшего помощника, был вынужден согласиться принять Красницкого в состав Высшего церковного совета, что избавило П. от высылки. Спустя месяц в ответ на многочисленные обращения правосл. духовенства и мирян патриарх Тихон заявил о прекращении сотрудничества с Красницким, в чем была немалая заслуга П.

18 сент. 1924 г. патриарх Тихон подал заявление в Административный отдел Моссовета с просьбой зарегистрировать «Церковно-Каноническую Православную Иерархическую Организацию», возглавляемую им и его заместителем П. Прошение не было удовлетворено под тем предлогом, что патриарх возглавляет церковное управление в масштабах всего СССР, а не одной лишь Московской губ., и соответственно обращаться ему нужно в НКВД СССР. 7 янв. 1925 г. патриарх Тихон составил на случай своей кончины завещательное распоряжение о преемстве высшей церковной власти, в к-ром П. был указан 3-м кандидатом в местоблюстители Патриаршего престола после находившихся в ссылках митрополитов Казанского сщмч. Кирилла (Смирнова) и Ярославского священноисп. Агафангела (Преображенского). После госпитализации патриарха Тихона в янв. 1925 г. П. практически ежедневно навещал его в больнице, решая с ним вопросы церковного управления и взаимоотношений с гос. властью. Фактически П. тогда пришлось исполнять роль посредника в контактах предстоятеля с ОГПУ, что порождало в церковной среде необоснованные подозрения в отношении патриаршего наместника.

28 февр. 1925 г. патриарх Тихон обратился в СНК СССР с ходатайством о регистрации Синода из 7 иерархов, в т. ч. П. Однако для удовлетворения ходатайства ОГПУ поставило такие условия, к-рые для патриарха были неприемлемыми. В доверительном разговоре П. характеризовал тогда положение патриарха так: «Святейший в настоящее время находится в ужасных условиях, именно между молотом и наковальней. С одной стороны, нужно подчиниться гражданской власти, а с другой,- в церковных делах ей никак нельзя подчиняться, ибо она безбожна и ведет к разрушению Церкви» (Кривова Н. А. Власть и Церковь в 1922-1925 гг.: Политбюро и ГПУ в борьбе за церк. ценности и полит. подчинение духовенства. М., 1997. С. 191). Весной 1925 г. П. вместе с патриархом Тихоном был привлечен к новому следственному делу о мифической «Шпионской организации церковников». «Шпионаж» заключался в составлении списков иерархов РПЦ с пометками, кто из них находился на свободе, а кто - в заключении. Допускалось, что эти списки могли быть обнародованы на готовившемся тогда Всеправославном Соборе в Иерусалиме (не состоялся). В любой момент П. мог оказаться под арестом. Подробности его прохождения по этому следственному делу неизвестны, но в составленном в мае 1926 г. обвинительном заключении по следующему делу П. было отмечено, что в 1925 г. (месяц не указан) он был приговорен особым совещанием ОГПУ к 3 годам высылки в Казахстан условно.

7 апр. 1925 г. патриарх Тихон скончался. 9 апр. П. направил председателю ЦИК СССР М. И. Калинину записку: «Вступая в управление Православной Русской Церковью, долгом почитаю, как гражданин СССР, препроводить Вам прилагаемую при сем копию акта от 7 января 1925 г., собственноручно написанного почившим первоиерархом Русской Православной Церкви Патриархом Тихоном, коим на случай его кончины Патриаршие права и обязанности переданы мне как Местоблюстителю Патриаршего места. Патриарший Местоблюститель Петр, митрополит Крутицкий» (Политбюро и Церковь. Кн. 2. С. 454). В день погребения патриарха Тихона Архиерейским совещанием Русской Православной Церкви 12 апреля 1925 г. был составлен и подписан акт: «…учитывая 1) то обстоятельство, что почивший Патриарх при данных условиях не имел иного пути для сохранения в Российской Церкви преемства власти и 2) что ни митрополит Кирилл, ни митрополит Агафангел, не находящиеся теперь в Москве, не могут принять на себя возлагаемых на них вышеприведенным документом обязанностей, Мы, Архипастыри, признаем, что Высокопреосвященный митрополит Петр не может уклониться от данного ему послушания и во исполнение воли почившего Патриарха должен вступить в обязанности Патриаршего Местоблюстителя» (Акты свт. Тихона. С. 413-417). В общей сложности под этим актом подписалось 60 правосл. епископов - большинство из находившихся тогда на свободе в СССР (нек-рые подписывали акт не в сам день погребения патриарха Тихона, а позднее, вплоть до осени 1925). Остальные архиереи РПЦ, за единичными исключениями (напр., еп. Андрей (Ухтомский)), также признали местоблюстительские полномочия П. Находившийся в зырянской ссылке 1-й кандидат в местоблюстители митр. Кирилл (Смирнов) узнал об этих событиях лишь в мае 1925 г. В 1930 г. он заявил по поводу происшедшего: «Хотя для меня остается и сейчас непонятным, почему отсутствие в Москве могло быть препятствием к исполнению обязанностей Патриаршего Местоблюстителя, но раз епископатом, бывшим в Москве при погребении Патриарха, местоблюстительство возложено было на м[итрополита] Петра, то я с любовию признал это для себя обязательным и до сих пор мыслю себя в каноническом и молитвенном с ним общении как [с] первым епископом страны» («Это есть скорбь для Церкви, но не смерть ее…»: Из мат-лов следств. дела сщмч. Митр. Кирилла Казанского (1930) / Публ. и примеч. Н. А. Кривошеевой и А. В. Мазырина // БСб. 2001. Вып. 8. С. 337-338).

15 апр. 1925 г., в Страстную среду, уже после того как архиереи разъехались из Москвы по местам служения, в центральных газетах «Правда» и «Известия ЦИК» было опубликовано «Предсмертное завещание Тихона», осуждавшее недостаточно лояльных по отношению к советской власти представителей Церкви и предусматривавшее в отношении них меры канонического воздействия. При этом публикацию завещания в «Известиях» предваряло сообщение о том, что его якобы принесли в редакцию с просьбой поместить в газете П. и Уральский митр. Тихон (Оболенский). Есть достаточные основания утверждать, что патриарх Тихон завещание в том виде, в каком оно было опубликовано в советских газетах, не подписывал (см.: Сафонов Д. В. К вопросу о подлинности «Завещательного послания» св. Патриарха Тихона // БВ. 2004. № 4. С. 265-311). П. об этом должен был знать, однако, будучи подследственным, опровергать подлог не стал и предпочел по возможности избегать этой темы. При этом исполнявшая в сер. 20-х гг. обязанности секретаря Глуховского еп. сщмч. Дамаскина (Цедрика) Е. Н. Лопушанская впосл. передавала свидетельство одного из правосл. укр. архиереев, согласно к-рому «его и прочих находившихся еще на свободе епископов, в ближайшие дни после кончины Святейшего, посетил посланец от митроп[олита] Петра с предупреждением - не верить опубликованному в советских газетах «завещанию» святейшего Патриарха Тихона» (Лопушанская Е. Святейший Патриарх Тихон и тихоновцы // Памяти Святейшего Патриарха Тихона: К двадцатипятилетию со дня его кончины. Джорд., 1950. С. 47).

Под предлогом недостаточности своих полномочий П. не спешил проводить завещание в жизнь, заявляя, что это может сделать только Синод, к-рый тогда не созывался. В действительности П. не стремился форсировать созыв Синода, понимая, что власть допустит к работе в нем только угодных ей лиц, чья деятельность спровоцирует новые нестроения в Церкви. Для усиления давления на местоблюстителя ОГПУ пыталось использовать епископов, склонных к уступкам советской власти, самым активным из к-рых тогда был Можайский еп. Борис (Рукин). В мае 1925 г. последнему было предложено образовать инициативную группу «Защита Православия от политиканства» и подать ходатайство во ВЦИК о ее легализации. «Защищать» РПЦ предполагалось посредством учреждения в ней Синода в нужном власти составе и через намеченное в «Предсмертном завещании Тихона» осуждение тех, кто, «злоупотребляя своим церковным положением, отдается без меры человеческому, часто грубому политиканству», т. е. тех священнослужителей, «кои упорствуют в своих заблуждениях и отказываются принести в них раскаяние перед Советской властью» (Изв. ВЦИК. 1925. № 86). П. отверг притязания еп. Бориса, к-рому летом 1925 г. пришлось на время прекратить свои действия против высшей церковной власти ввиду резкого неприятия его провокационной активности со стороны клира и паствы. Особо значимую поддержку П. тогда оказали правосл. епископы, группировавшиеся вокруг Данилова во имя преподобного Даниила Столпника московского мужского монастыря, и группа церковной интеллигенции, возглавляемая бывш. обер-прокурором Синода А. Д. Самариным (позднее, в нояб.-дек. 1925, и те и другие были привлечены в качестве обвиняемых по новому следственному делу П.).

Как патриарший местоблюститель П. в своей адм. деятельности стремился решать внутрицерковные проблемы с предельной тактичностью. Он не считал себя вправе учреждать новые епархии, даже когда его об этом усиленно просили. Напр., когда Сарапульский еп. Алексий (Кузнецов; впосл. архиепископ) по просьбе местной паствы ходатайствовал перед П. о преобразовании входившего в его епархию Ижевского вик-ва в отдельную епархию, местоблюститель в ответ заявил, что «ломать епархии не будет и в каком виде принял их, в таком и сдаст» (Кожевников И. Е. Священноисп. Виктор (Островидов) и образование Ижевской епархии // Сб. студенческих науч. работ каф. Церковной истории МДА. Серг. П., 2010. С. 61). При этом П. по примеру патриарха Тихона никого из неугодных гос. властям епископов не увольнял, даже если архиерей годами не допускался ими на кафедру. Помимо моральной поддержки репрессированным священнослужителям П. стремился оказывать им и материальную помощь, что впосл. было вменено ему в вину. Не вмешиваясь без нужды в дела др. архиереев, в Московской епархии П. как мог старался поддерживать церковное благочиние. 14 сент. 1925 г. он обратился к благочинным и настоятелям храмов г. Москвы и Московской епархии с указанием о недопустимости «введения различных, часто смущающих совесть верующих новшеств при совершении богослужения и отступления от церковного устава вообще». Речь шла в основном либо об излишней помпезности, допускаемой в богослужении отдельными священниками, либо, наоборот, о его непозволительных упрощениях. Недопустимым П. считал и введение в богослужебную практику рус. языка (Кифа. 2012. С. 784-785). Ближайшим помощником П. по управлению Московской епархией в сент. 1925 г. стал вернувшийся из ссылки Дмитровский еп. сщмч. Серафим (Звездинский).

П. не сочувствовал идеям обособления отдельных частей РПЦ. Так, по вопросу об автономии Белорусской Православной Церкви он написал: «В настоящее время при натиске католичества на православие и общих тяжелых условиях церковной жизни требуется наибольшая сплоченность и теснейшее единение между епархиями. Раздробление же церковного тела Русской Православной Церкви на мелкие автономные части может повести к нежелательным последствиям в интересах Православной Церкви» (Док-ты Патриаршей канцелярии 1925-1926 гг. // ВЦИ. 2006. № 1. С. 61). В июне 1925 г. на Украине оформился новый, т. н. Лубенский, раскол, главными организаторами которого стали запрещенные в священнослужении патриархом Тихоном архиеп. Иоанникий (Соколовский), бывш. управляющий Харьковской епархией, и еп. бывш. Лубенский Феофил (см. Булдовский Ф. И.). В ответ П. предал главарей раскола церковному суду (состоялся уже после ареста П.). На ходатайство Полтавского архиеп. Григория (Лисовского) о канонической автокефалии УПЦ П. ответил: «Тут не автокефалия нужна» (Феодосий (Процюк), митр. Обособленческие движения в Православной Церкви на Украине (1917-1943). М., 2004. С. 362). В Москву тогда были высланы с Украины священномученики архиепископы Черниговский Пахомий (Кедров) и Херсонский Прокопий (Титов), епископы Каменец-Подольский священноисп. Амвросий (Полянский), Ананьевский сщмч. Парфений (Брянских) и Глуховский Дамаскин (Цедрик). С ними, а также с Владимирским архиеп. сщмч. Николаем П. советовался по важнейшим вопросам церковной жизни. Позднее на допросе он сообщил: «Что касается епископов, с мнением которых я считался особенно, то это: Николай Добронравов, Пахомий, Прокопий, Амвросий и другие» (Кифа. 2012. С. 749).

После кончины патриарха Тихона снова активизировались обновленцы. Уже 11 апр. 1925 г. обновленческий синод выпустил воззвание (опубл. в советской печати) с призывом ко всем архипастырям и пастырям «отложить пререкания, создавшиеся в связи с церковным разделением, и миролюбиво подготовлять свои паствы к предстоящему в скором времени Поместному Собору, который мог бы внести в православную церковь умиротворение» (Изв. ЦИК. 1925. 15 апр.). В действительности предлагаемое «умиротворение» подразумевало фактическое подчинение православных («тихоновцев») обновленцам, что П. хорошо понимал. Три месяца он как мог уклонялся от контактов с направляемыми к нему делегациями обновленцев, поскольку знал, что прямой отказ от переговоров с ними может привести к реакции со стороны гос. властей, которые негласно стояли за обновленчеством. Наконец 28 июля 1925 г. местоблюститель выпустил послание, в к-ром однозначно заявил, что «не о соединении с Православной Церковью должны говорить так называемые обновленцы, а должны принести искреннее раскаяние в своих заблуждениях» (Акты свт. Тихона. С. 420). Это выступление значительно повысило авторитет П. среди клира и паствы, но грозило ему преследованиями со стороны властей. В то же время в окружении П. был составлен проект чиноприема возвращающейся из обновленчества иерархии. Он предусматривал довольно строгое отношение к кающемуся обновленческому духовенству, особенно хиротонисанному в расколе, однако фактически признавал таинства обновленцев и не требовал совершать их заново (см.: Чины приема в Православную Церковь из обновленческого раскола: Док-ты Патриарха Тихона и Патриаршего Местоблюстителя митр. Петра 1923-1925 гг. / Публ. свящ. А. В. Мазырина и диак. С. К. Николаева // Вестн. ПСТГУ. Сер. 2: История. История РПЦ. 2018. Вып. 85. С. 146).

В окт. 1925 г. в Москве состоялся 2-й обновленческий собор («Третий Поместный Собор»). Его почетным председателем был заочно объявлен Константинопольский патриарх Василий III (Георгиадис), к-рый приветствовал раскольников в ответном послании. Центральным событием на обновленческом соборе стало провокационное выступление «митрополита» Александра Введенского, к-рый обвинил покойного патриарха Тихона и П. в попытках руководить зарубежными монархистами посредством тайных писем. П. не имел возможности публично опровергнуть клевету Введенского. В действительности никакой близости с представителями русской монархической эмиграции у П. не было. Непросто складывались отношения П. и с возглавляемой митр. Антонием (Храповицким) Русской Православной Церковью за границей (РПЦЗ), к-рая затягивала с признанием прав патриаршего местоблюстителя. Лишь 12 нояб. 1925 г. Архиерейский Синод РПЦЗ постановил «временно признать» П. местоблюстителем (Церк. ведомости. Сремски Карловци, 1925. № 21/22. С. 5). Окончательное же признание состоялось на Архиерейском Соборе РПЦЗ 26 июня 1926 г. (Там же. 1926. № 15/16. С. 1). К тому моменту П. уже полгода был в заключении.

11 нояб. 1925 г. секретная Комиссия по проведению отделения церкви от государства (Антирелигиозная комиссия) при ЦК РКП(б) постановила: «…в целях разоблачения монархических стремлений Петра (местоблюстителя патриаршества) поместить в «Известиях» ряд статей, компрометирующих Петра, воспользовавшись для этого материалами недавно закончившегося обновленческого собора… одновременно с опубликованием ст. ст. поручить ОГПУ начать против Петра следствие» (Протоколы Комиссии по проведению отделения церкви от государства при ЦК РКП(б)-ВКП(б) (Антирелигиозной комис.). 1922-1929 гг. / Сост. В. В. Лобанов. М., 2014. С. 170). 15 нояб. 1925 г. намеченная статья в «Известиях ЦИК» была опубликована. Ее автором был начальник 6-го («церковного») отделения Секретного отдела ОГПУ Е. А. Тучков, подписавшийся псевдонимом Теляковский. В статье со ссылкой на обновленцев высказывалось мнение, что П. «до сих пор с упованием взирает на ту белую эмиграцию, которая в свое время смастерила Карловицкий Собор… хочет опираться на эту заграничную банду и хочет завоевать ее доверие и поддержку… В огромной степени от самого Петра Крутицкого зависит опровергнуть все эти подозрения».

От П. требовали выполнить те пункты «Предсмертного завещания Тихона», в к-рых намечался церковный суд над русским зарубежным духовенством. Однако П. считал, что налагать церковные прещения по политическим основаниям неправомерно. Он не только не стал производить суд над «карловчанами», но и не пошел на увольнение их главы, митр. Антония (Храповицкого), с Киевской кафедры, к-рую тот продолжал формально занимать, хотя уже давно не имел возможности бывать в Киеве. По убеждению П., вопрос о замещении Киевской кафедры мог решить только канонический Всеукраинский Собор. Дело осложнялось тем, что вернувшийся в сент. 1925 г. из среднеазиат. ссылки и временно поселившийся в Москве экзарх Украины Гродненский митр. Михаил (Ермаков) начал самовольно титуловаться митрополитом Киевским и носить 2 панагии в соответствии с этим титулом. ОГПУ пыталось спровоцировать конфликт между экзархом и местоблюстителем, но П. смог тактично убедить митр. Михаила отказаться от самовольно присвоенного ему звания. В результате неувольнение с Киевской кафедры митр. Антония и неназначение на нее митр. Михаила вскоре стали одними из главных пунктов обвинения против П.

На фоне угроз ареста местоблюстителю были предложены осенью 1925 г. условия легализации РПЦ, сводившиеся к изданию новой просоветской декларации, осуждению рус. зарубежных иерархов и дальнейшему согласованию кадровой политики Московской Патриархии с ОГПУ. П. эти условия не принял, но при этом не отказывался от переговоров с правительством и при содействии епископов-даниловцев подготовил проект обращения к председателю СНК СССР А. И. Рыкову; в обращении он просил «во имя объявленного лозунга о революционной законности сделать категорические распоряжения ко всем исполнительным органам Союза о прекращении административного давления на Православную Церковь». П. также высказал просьбу «зарегистрировать повсеместно на территории СССР староцерковные православные общества со всеми вытекающими из этого акта правовыми последствиями и проживающих в Москве архиереев возвратить на места». Одновременно он ходатайствовал об улучшении положения высланных и о более гуманном отношении к духовным лицам, находящимся в тюрьмах и лагерях (см.: Кифа. 2012. С. 789-793). П. не успел передать председателю СНК свое письмо: оно было изъято у него при аресте и объявлено следственными органами антисоветским. На рубеже нояб.-дек. 1925 г. для усиления давления на П. было инициировано обращение к нему буд. организаторов григорианского раскола - Свердловского архиеп. Григория (Яцковского), епископов Можайского Бориса (Рукина) и Каменского Иннокентия (Бусыгина) - с предложением ответить на обвинения обновленцев, «реабилитировать себя… собрать православных архиереев, находящихся в Москве, и обсудить положение церковных дел». Согласно публикации в советской прессе, П. «отклонил это предложение и сказал, что в конце концов сам отвечает за церковь и что собрание архиереев не только не поможет делу, а даже повредит ему» (Известия ЦИК. 1926. 7 янв.). В этот момент в Москве уже шли аресты близких к П. правосл. иерархов, и он понимал, что ОГПУ допустит на совещание лишь угодных власти архиереев. Следуя линии патриарха Тихона, П. до последнего пытался отстаивать аполитичность РПЦ. Свою позицию он выражал словами: «Церковь ведет верующих только к духовно-нравственному совершенствованию, и нет в ней места для политической борьбы» (Кифа. 2012. С. 790).

5 дек. 1925 г. П. составил завещательное распоряжение о преемстве высшей церковной власти на случай своей кончины и в нем в порядке очередности указал в качестве кандидатов на исполнение обязанностей патриаршего местоблюстителя митрополитов Казанского Кирилла (Смирнова), Ярославского Агафангела (Преображенского), Новгородского Арсения (Стадницкого) и Нижегородского Сергия (Страгородского). 6 дек. 1925 г. П. составил еще одно завещательное распоряжение о преемстве высшей церковной власти на случай невозможности ему «по каким-либо обстоятельствам» исполнять обязанности патриаршего местоблюстителя. В нем он призвал к временному исполнению таковых митрополита Нижегородского Сергия (Страгородского), либо экзарха Украины митр. Михаила (Ермакова), либо Ростовского архиеп. Иосифа (Петровых). Возношение за богослужением имени П. как патриаршего местоблюстителя оставалось обязательным. Временное управление Московской епархией поручалось Совету викариев под председательством Дмитровского еп. Серафима (Звездинского) (Акты свт. Тихона. С. 421-422).

В ночь на 10 дек. 1925 г. П. был арестован и помещен во Внутреннюю тюрьму ОГПУ на Лубянке. К исполнению обязанностей заместителя патриаршего местоблюстителя приступил митр. Сергий (Страгородский), о чем он уведомил 14 дек. «преосвященного владыку, временно управлявшего Московской епархией» (письмо было получено Клинским еп. Гавриилом (Красновским)). Тем временем ОГПУ начало проводить в жизнь план по осуществлению в РПЦ нового раскола, главными лицами в к-ром стали архиеп. Григорий (Яцковский) и еп. Борис (Рукин). 22 дек. 1925 г. ими и еще 8 архиереями был учрежден т. н. Временный высший церковный совет (ВВЦС), вскоре получивший гос. регистрацию. В янв. 1926 г. митр. Сергий вступил в полемику с архиеп. Григорием по поводу неканоничности действий последнего. ОГПУ стало оказывать давление на заключенного П. с тем, чтобы он поддержал ВВЦС, а митр. Сергия перевел на одну из сибир. кафедр. П. отказался это делать, однако, будучи введенным в заблуждение представителями ВВЦС, наложил 1 февр. 1926 г. на их доклад условную резолюцию, допускавшую «в интересах мира и соединения церковного» учреждение для управления РПЦ временной коллегии в составе архиепископов Владимирского Николая (Добронравова), Томского Димитрия (Беликова) и Свердловского Григория (Яцковского). При этом первые 2 члена этой коллегии были физически лишены ОГПУ возможности участвовать в управлении РПЦ: архиеп. Николай в это время находился в той же Лубянской тюрьме, что и П., а архиеп. Димитрий через неск. дней был арестован в Томске. Единственный из коллегии находившийся на свободе в Москве архиеп. Григорий интерпретировал резолюцию П. как освобождение митр. Сергия от обязанностей заместителя патриаршего местоблюстителя и передачу высшей церковной власти ВВЦС. Позднее П. послал телеграмму митр. Арсению (Стадницкому) с приглашением прибыть в Москву для участия в работе коллегии. «Я имел в виду создать управление авторитетное, и правительство, как мне заявили, было согласно легализировать его»,- пояснял позднее свои действия П. (Акты свт. Тихона. С. 492). Практических последствий вызов митр. Арсения в Москву не имел: он оставался в ссылке в Ср. Азии.

Митр. Сергий отказался передавать власть коллегии и 18 марта 1926 г. смог письменно объяснить П. причины своего отказа, после чего П. аннулировал резолюцию от 1 февр., а затем подтвердил справедливость наложенного 29 янв. митр. Сергием запрещения в священнослужении архиеп. Григория и единомышленных ему архиереев - членов ВВЦС. Отказ П. поддержать организованный ОГПУ ВВЦС привел к тому, что предъявленное 21 янв. 1926 г. местоблюстителю обвинение по ст. 68 УК РСФСР («укрывательство и пособничество, не связанные с непосредственным совершением контрреволюционных преступлений») было переквалифицировано 10 апр. 1926 г. на обвинение по ст. 62 («действие, направленное на свержение завоеванной пролетарской революцией власти рабоче-крестьянских Советов и существующего на основании Конституции РСФСР Рабоче-Крестьянского Правительства», наказание - вплоть до высшей меры). П. опротестовал это обвинение и заявил ОГПУ, что его «отношения к Советской власти всегда были добросовестными и безупречными» (Кифа. 2012. С. 756).

После неудачи с ВВЦС ОГПУ попыталось спровоцировать др. разделение в РПЦ, используя для этого возвращение из сибир. ссылки Ярославского митр. Агафангела (Преображенского). 18 апр. 1926 г., после переговоров с Тучковым, митр. Агафангел выпустил послание к РПЦ, которым без согласования с П. или митр. Сергием объявил себя патриаршим местоблюстителем. 30 апр. митр. Сергий отказался передавать митр. Агафангелу полномочия по управлению РПЦ, ссылаясь при этом на П., к-рый «принял власть законным путем и, следовательно, может быть ее лишен только на законном основании, т. е. или в случае добровольного отказа, или по суду архиереев» (Акты свт. Тихона. С. 458). 13 мая митр. Сергий и митр. Агафангел смогли встретиться в Москве в помещении ОГПУ и в присутствии Тучкова достигли соглашения, согласно к-рому первый передаст второму церковную власть по окончании дела П., если оно закончится его осуждением. 16 мая митр. Сергий, вернувшись в Н. Новгород, написал митр. Агафангелу письмо, в к-ром предложил ему в случае осуждения П. гражданским судом взять на себя инициативу по его преданию суду церковному и только после этого предъявлять свои права, «как старейшего», на должность заместителя местоблюстителя.

5 мая 1926 г. в ОГПУ было составлено пространное обвинительное заключение по следственному делу П. и еще 29 чел., привлеченных вместе с ним. Местоблюститель был обвинен в том, что он, «подчинившись руководству монархистов, деятельность свою по управлению церковью вел по их указке и распоряжениям, стараясь перевести церковь на положение нелегальной антисов[етской] организации» (Кифа. 2012. С. 779). 21 мая особое совещание при Коллегии ОГПУ вынесло приговоры в отношении лиц, проходивших по одному делу с П., с одновременным постановлением в отношении него самого дело «слушанием отложить». Очевидно, задержка с вынесением приговора была вызвана стремлением ОГПУ использовать неопределенное положение П. для разжигания конфликта в вопросе о высшей власти в РПЦ. Местоблюстителю было предложено заявить о признании прав митр. Агафангела на высшую церковную власть, и 22 мая П. написал письмо Ярославскому архиерею: «Из донесения на мое имя Его Высокопреосвященства митрополита Сергия я узнал, что Ваше Высокопреосвященство вступили в отправление обязанностей Патриаршего Местоблюстителя. С любовию и благожелательностью приветствую это Ваше вступление» (Акты свт. Тихона. С. 463). Однако органами ОГПУ это письмо митр. Агафангелу своевременно передано не было.

23 мая митр. Сергий потребовал от митр. Агафангела возобновить в Ярославской епархии поминовение П. как патриаршего местоблюстителя. На следующий день в ответ митр. Агафангел послал митр. Сергию телеграмму: «Продолжайте управлять Церковью. Я воздержусь от всяких выступлений, распоряжение о поминовении митрополита Петра сделаю, так как предполагаю ради мира церковного отказаться от местоблюстительства» (Там же. С. 467). 29 мая о своем отказе от местоблюстительства митр. Агафангел известил Тучкова. После этого он был срочно вызван в Москву, где Тучков вручил ему письмо П. от 22 мая с признанием его прав. Несмотря на давление ОГПУ, митр. Агафангел колебался с принятием церковной власти. Тогда 9 июня 1926 г. ОГПУ потребовало от П. написания 2-го письма митр. Агафангелу с подтверждением передачи ему местоблюстительства. Пользуясь случаем, П. сообщил тогда же митр. Агафангелу об упразднении условно образованной 1 февр. коллегии для управления РПЦ и подтвердил прещения, наложенные митр. Сергием на архиеп. Григория (Яцковского) и др. учредителей самочинного ВВЦС. В ответ митр. Агафангел письмом от 12 июня поблагодарил П. за оказанное ему доверие, но принимать местоблюстительство окончательно отказался «ввиду преклонности лет и крайне расстроенного здоровья» (Там же. С. 475). Т. о. патриаршим местоблюстителем остался пребывавший в заключении П., а его заместителем - митр. Сергий.

Не позднее 12 авг. 1926 г. П. был переведен из Москвы в Суздальский политизолятор ОГПУ. 5 нояб. 1926 г. особым совещанием при Коллегии ОГПУ он был приговорен к высылке на Урал на 3 года. К месту ссылки в с. Абалак Тобольского окр. Уральской обл. был отправлен этапным порядком через пересыльные тюрьмы в городах Вятка, Пермь, Свердловск, Тюмень и Тобольск. По пути П. смог 1 янв. 1927 г. передать из пермской тюрьмы послание к РПЦ, в к-ром объяснил свои действия в связи с выступлениями архиеп. Григория и митр. Агафангела. 21 янв. П. имел встречу в свердловской тюрьме с архиеп. Григорием и призвал его прекратить производимую им смуту, связанную с учреждением ВВЦС. В февр. 1927 г. прибыл в Абалак (ок. 30 км от Тобольска). Однако вскоре власти посчитали это место недостаточно отдаленным, т. к. там П. мог практически ежедневно принимать посетителей и получать многочисленные письма. В апр. 1927 г. он вновь был перемещен в тюрьму в Тобольске, в к-рой провел 2 месяца с перерывом на период пребывания в больнице.

В авг. 1927 г. П. через Обдорск (ныне г. Салехард) был переправлен в пос. Хэ Обдорского р-на Тобольского окр. (с 1930 в составе Ямальского (Ненецкого) нац. окр., ныне не существует). Поселок, бывш. миссионерский стан, располагался на побережье Обской губы, недалеко от Полярного круга. В сент. 1927 г. у П. начались приступы удушья, приковавшие его к постели, он просил перевести его в др. место, южнее, где была бы больница, но безуспешно. Жил П. в Хэ в снимаемом у местной жительницы-ненки домике, при этом никому из близких не было позволено поселиться вместе с ним и помогать ему. «Живу в отдельном домике и в полном одиночестве, и все для себя сам делаю, но одиноким себя не сознаю, так как Господь близ и Ангел-Хранитель со мной… На мое здоровье вредно влияет северный суровый климат с вечно гуляющими порывистыми ветрами, пронизывающими насквозь. Но Господь не покидает меня и среди этой мрачной обстановки, и таинство льет в душу успокоение»,- писал П. бывш. помощнику по управлению Московской епархией еп. Серафиму (Звездинскому) (Кифа. 2012. С. 611). До 1929 г. П. совершал богослужения в Никольской ц. пос. Хэ, но когда выяснилось, что местный священник - обновленец, перестал это делать и служил на дому, совершая также требы для жителей поселка. Митр. Сергий неск. раз посылал П. денежные переводы и посылки через находившегося в ссылке в Тобольском окр. проф. И. В. Попова. П., не зная имени жертвователя, принимал их, но когда узнал, что помощь идет от митр. Сергия, отказался от нее, не видя «нужды в посредствующей инстанции» (Там же. С. 800).

К тому времени митр. Сергий, пробыв в кон. 1926 - нач. 1927 г. более 3 месяцев в заключении, принял условия легализации Московской Патриархии, предлагавшиеся ранее властями П. и отвергнутые им. Новый курс заместителя патриаршего местоблюстителя, который он стал проводить с весны 1927 г., фактически подразумевал отказ от церковной аполитичности, за к-рую в прежние годы выступали патриарх Тихон, П. и сам митр. Сергий. Политика уступок гос. властям заместителя местоблюстителя и организованного им Временного Синода, ассоциируемая с «Декларацией» 1927 г., стала причиной серьезных нестроений в РПЦ. О своем несогласии в той или иной мере с митр. Сергием заявило более 40 епископов (не считая зарубежных архиереев). В ходе развернувшейся полемики митр. Сергию ставили на вид, что он предпринял свои действия без благословения П. и тем самым уподобился «григорианам» и проч. самочинникам, которых сам ранее обличал. В ответ на эти обвинения митр. Сергием и Синодом был распространен текст доклада викария Рязанской епархии Спас-Клепиковского еп. Василия (Беляева), пробывшего с 1 авг. по 23 сент. 1927 г. в пос. Хэ вместе с П. В этом докладе, датированном 11 нояб. 1927 г., сообщалось, что П. «получил возможность (из газеты «Известия») прочитать декларацию нынешнего православного Синода и вынес от нее вполне удовлетворительное впечатление, добавив, что она является необходимым явлением настоящего момента, совершенно не касаясь ее некоторых абзацев» (Акты свт. Тихона. С. 529-530).

Оппонентов митр. Сергия такое свидетельство не убедило, и с кон. 1927 г. начался процесс отхода многих оппозиционных церковных деятелей от заместителя местоблюстителя и его Синода, причем практически все отходившие заявляли, что от П. не отходят и через него сохраняют единство со Вселенской Православной Церковью. В янв. 1928 г. близ пос. Хэ побывала научная Ямальская экспедиция Уральского областного земельного управления, участники к-рой имели возможность поговорить с П., в т. ч. и о переживаемых Церковью трудностях. Со ссылкой на участников экспедиции о П. сообщалось, что он сказал им: «…следователь Тучков распоряжается церковными делами, как бывший обер-прокурор, что недопустимо». Согласно тому же свидетельству, П. весьма критически отозвался о «Декларации» митр. Сергия и его Синоде: «Для первоиерарха подобное воззвание недопустимо. К тому же я не понимаю, зачем собран Синод (как я вижу из подписей под воззванием) из ненадежных лиц… Я не принадлежу к числу непримиримых, мною допущено все, что можно было допустить, и мне предлагалось в более приличных выражениях подписать воззвание,- я не согласился, за это и выслан. Я доверял митр. Сергию и вижу, что ошибся» (Луч света: Учение в защиту Православной веры, в обличение атеизма и в опровержение доктрин неверия. Джорд., 1970. Ч. 2. С. 61-62). Подобного рода свидетельства в свою очередь не убеждали сторонников митр. Сергия, к-рые настаивали на том, что П. не мог не одобрить политику своего заместителя. Возникал, однако, вопрос: если П. полностью солидарен с митр. Сергием, почему власть оставляет его в изоляции на Крайнем Севере? Более того, 11 мая 1928 г. постановлением особого совещания при Коллегии ОГПУ срок ссылки П. в порядке пересмотра дела без к.-л. нового следствия был продлен на 2 года. Гос. власть явно не желала его возвращения.

Чтобы выяснить доподлинно позицию П., а также лучше информировать его о сложившейся церковной обстановке, еп. Дамаскин (Цедрик) весной и осенью 1929 г. организовал отправку 2 посланников в пос. Хэ с копиями важнейших церковных документов. Первый посланник - диак. Кирилл Цокот - благополучно добрался до П. и передал ему документы, а затем вернулся назад. По его возвращении еп. Дамаскин иносказательно писал: «Паломник наш благополучно все сдал, уже вернулся с ответом пока на словах, а на бумаге получится вскоре. Все, мною посланное, оказалось там совершенной новостью… Посланный говорит, что после ознакомления дедушка… говорил о положении и дальнейших выводах из него почти моими словами» (Л[опушанская] Е. Епископы исповедники. Сан-Франциско, 1971. С. 79). Однако письменного ответа от П. еп. Дамаскин так и не получил. Тогда он отправил в Хэ мон. Ирину (Бурову), но ее миссия оказалась безуспешной: она была арестована, как и сам еп. Дамаскин. Тем не менее представление о крайне непростом положении церковных дел П. получил и был этим весьма встревожен.

По размышлении над ситуацией П. в дек. 1929 г. отправил заказное письмо митр. Сергию на офиц. адрес Московской Патриархии. В письме он выразил заместителю свою скорбь по поводу того, что тот не посвятил его в свои планы по управлению РПЦ. П. указывал митр. Сергию, что от местоблюстительства он не отказывался и, следов., общее руководство церковной жизнью сохранил за собой. По мнению П., заместитель перешел границы доверенной ему церковной власти. Он обращался к митр. Сергию «с убедительнейшей просьбой исправить допущенную ошибку, поставившую Церковь в унизительное положение, вызвавшую в ней раздоры и разделения и омрачившую репутацию ее предстоятелей». В своем письме П. коснулся и доклада еп. Василия (Беляева), заметив, что не давал ему никаких поручений, касающихся церковных дел (Воробьев В., прот., Косик О. В. 2009. С. 60-62).

Не получив никакого ответа на свое декабрьское письмо, П. отправил в февр. 1930 г. митр. Сергию 2-е заказное письмо, общий смысл которого был таким же, как и 1-го, но тон - более мягким. «Необходимо поставить церковную жизнь на тот путь, на котором она стояла в первое Ваше заместительство»,- писал П. Иными словами, он призывал митр. Сергия вернуться к прежней церковной аполитичности, от к-рой заместитель отказался в 1927 г. В то же время местоблюститель считал, что полный отказ заместителя от исполнения возложенного на него послушания послужил бы «не для блага Церкви» (Акты свт. Тихона. С. 691-692). Так же, как и на 1-е письмо, на 2-е никакого ответа П. не получил. Тогда летом 1930 г. П. через доверенного человека вновь отправил митр. Сергию свое декабрьское письмо, сопроводив его запросом о том, что по нему предпринято. «Прошу поглубже укоренить убеждение, что мое решение - предложить Вам исправить ошибку и устранить все мероприятия, превысившие Ваши полномочия, есть Богом благословенное и имеет обязательную силу»,- писал П. митр. Сергию (Воробьев В., прот., Косик О. В. 2009. С. 62). Видно, что местоблюститель до последнего не хотел прибегать к к.-л. адм. действиям в отношении своего заместителя, пытаясь воздействовать на него с духовно-нравственной позиции и указывая на то, что исправление митр. Сергием его ошибки было бы исполнением божественной воли. Каким-то образом об усилиях П. стало известно ОГПУ, к-рое интерпретировало их по-своему: «…митрополит Петр решил потребовать от своего заместителя митрополита Сергия отчет о политической деятельности последнего, ставя ему в вину «соглашательскую» по отношению к советской власти политику. Подготавливалось увольнение Сергия, взамен которого намечался целый список кандидатов (на случай ареста кого-либо из них)» («Совершенно секретно»: Лубянка - Сталину о положении в стране (1922-1934 гг.). М., 2008. Т. 8: 1930 г. Ч. 2. С. 1426). 17 авг. 1930 г. П. был арестован в пос. Хэ и отправлен в Свердловск, где его поместили в тюрьму.

О том, дошли ли письма П. до митр. Сергия, достоверной информации нет, но можно увидеть своеобразный ответ на призыв местоблюстителя к заместителю «исправить ошибку» в словах статьи митр. Сергия «О полномочиях Патриаршего Местоблюстителя и его Заместителя»: «За распоряжения своего Заместителя Местоблюститель ни в какой мере не может быть ответственным, и потому нельзя ожидать или требовать, чтобы Местоблюститель вмешивался в управление и своими распоряжениями исправлял ошибки Заместителя» (ЖМП, 1931-1935. С. 22). При этом, несмотря на давление власти, митр. Сергий вплоть до кон. 1936 г. не отменял поминовение П. как патриаршего местоблюстителя за богослужением в храмах Московского Патриархата. В 30-х гг. ХХ в. информация о письмах П. митр. Сергию проникла в круги церковной оппозиции, но широкого распространения не получила. В частности, их содержание стало известно еп. Дамаскину (Цедрику), а через него - еще ряду лиц. Копии писем, оставленные местоблюстителем себе, были изъяты у него при аресте и с нек-рыми неточностями опубликованы в 90-х гг. ХХ в. (Акты свт. Тихона. С. 681-682; Дамаскин. Кн. 2. С. 509-511).

28 нояб. 1930 г. в отношении П. было начато новое следствие по обвинению в том, что, «находясь в ссылке, он среди окружающего населения вел пораженческую агитацию, говоря о близкой войне и падении Соввласти и необходимости борьбы с последней, а также пытался использовать церковь для борьбы с Соввластью» (Кифа. 2012. С. 797). 12 дек. ему было предъявлено обвинение по ст. 58-10 УК РСФСР («антисоветская агитация»). В ответ П. заявил, что «настоящее постановление построено на доносе, не отвечающем действительности» (Там же. С. 802). Ему дали понять, что у него есть возможность облегчить свою участь, для чего нужно отречься от местоблюстительства (очевидно, в пользу митр. Сергия). П. не стремился сохранить титул, но понимал, что в сложившейся ситуации он оставался единственным канонически бесспорным звеном, связывавшим воедино все части Патриаршей Церкви: и сторонников митр. Сергия, и его противников, а его уход поставит РПЦ на грань окончательного внутреннего раскола. П. отказался от отречения, объяснив свою позицию председателю ОГПУ В. Р. Менжинскому в письме от 27 марта 1931 г. следующим образом: «Моя смена должна повлечь за собою и уход моего заместителя митрополита Сергия… Наш одновременный уход не гарантирует церковную жизнь от возможных трений, и, конечно, вина ляжет на меня» (Акты свт. Тихона. С. 882). Не добившись от П. отказа от местоблюстительства, ОГПУ предложило ему др. вариант: получить свободу в обмен на секретное сотрудничество с органами гос. безопасности. Местоблюститель отверг и это предложение, объяснив в письме Менжинскому от 25 мая 1931 г. свой отказ так: «Расстроенное здоровье и преклонный возраст не позволили бы мне со всей серьезностью и чуткостью отнестись к роли осведомителя, взяться за которую предлагал тов. Е. А. Тучков. Нечего и говорить, что подобного рода занятия несовместимы с моим званием и к тому же несходны моей натуре» (Там же. С. 883).

23 июля 1931 г. Коллегия ОГПУ приговорила П. к заключению в ИТЛ сроком на 5 лет. Вслед за этим из Секретно-политического отдела ОГПУ было дано предписание содержать П. под стражей во внутреннем изоляторе при Полномочном представительстве ОГПУ в Уральской обл. Условия содержания были такими, что в письме Тучкову от 20 нояб. 1932 г. П. просил отправить его, согласно приговору, в концлагерь: «…как ни грустно и ни жутко просить об этом и как ни тяжело было бы в концлагере, все-таки легче одиночки, окончательно искалечившей меня и приблизившей к могиле» (Там же. С. 884). В письмах руководителям ОГПУ П. описывал условия своего содержания в тюрьме: «Меня особенно убивает лишение свежего воздуха, мне еще ни разу не приходилось быть на прогулке днем; не видя третий год солнца, я потерял ощущение его… Много раз умолял врача исходатайствовать мне дневные прогулки, лечебное питание… но все тщетно» (Дамаскин. Кн. 2. С. 366-367). В своем тюремном дневнике того времени П. писал: «Держусь непоколебимого христианского настроения и идеалов и потому не могу в свое служение Церкви вложить какое-либо раздвоение или пожертвовать им в пользу личного благополучия. Я считал бы себя бесчестным не только перед верующими, но и перед самим собою, если бы личные интересы предпочел своему долгу и любви к Церкви.- Веруй и умей нести свой крест» (Кифа. 2012. С. 817). Между февр. 1934 и июлем 1936 г. П. был переведен в Верхнеуральскую тюрьму особого назначения ГУГБ НКВД, где содержался в одиночной камере, имея обозначение «заключенный № 114». 9 июля 1936 г. постановлением особого совещания при НКВД СССР срок заключения П. был продлен на 3 года. Постановление объявили местоблюстителю 1 сент. 1936 г. В ответ на это он сказал: «А все-таки я теперь не умру». Тюремное начальство истолковало это так, что П. «борьбу с Советской властью считает бесконечной» (Там же. С. 836).

20 дек. 1936 г. заместителю патриаршего местоблюстителя митр. Сергию поступило ложное сообщение о том, что П. скончался 11 сент. 1936 г. Согласно определению Московской Патриархии от 27 дек. 1936 г., за богослужением в церквах РПЦ с 1 янв. 1937 г. предписывалось поминать «Патриаршего Местоблюстителя нашего Блаженнейшего Сергия, митрополита Московского и Коломенского» (Акты свт. Тихона С. 707). В номере за март-апр. 1937 г. ж. «Голос Литовской Православной Епархии», издававшегося сохранявшим верность Московской Патриархии митр. Елевферием (Богоявленским), был напечатан некролог, сообщавший о кончине П. При этом не все в РПЦ поверили в то, что П. скончался. Митр. Кирилл (Смирнов), первый, согласно завещаниям патриарха Тихона и П., кандидат в патриаршие местоблюстители, не стал объявлять себя таковым, в т. ч. и по причине обоснованных подозрений в том, что П. в действительности еще жив. В марте 1937 г. он благодарил исп. Ираиду Тихову «за благовременное сообщение о дедке», т. е. П., и писал, что будет «поминать его о здравии и долгоденствии» («Милость Господня да будет с тобою!» Письма сщмч. Митр. Кирилла (Смирнова) исповеднице Ираиде (Тиховой) 1934-1937 гг. / Публ. прот. В. Воробьева и др. // Вестн. ПСТГУ. Сер. 2. История. История РПЦ. 2015. Вып. 2(63). С. 153).

2 окт. 1937 г. Особой тройкой УНКВД по Челябинской обл. П. был приговорен к расстрелу. Его обвинили в том, что он, «отбывая наказание в В[ерхне]-Уральской тюрьме, проявляет себя непримиримым врагом советского государства, клевещет на существующий государственный строй, обвиняя «в гонении на церковь и ее деятелей»» (Кифа. 2012. С. 837). Для вынесения смертного приговора хватило рапорта замначальника тюрьмы и составленной на его основе справки. П. даже не стали вызывать на допросы. 10 окт. 1937 г. приговор был приведен в исполнение. Точное место расстрела и захоронения П. неизвестно, предположительно он погребен на территории самой Верхнеуральской тюрьмы (по др. версии, П. вывезли для казни в г. Магнитогорск).

1 нояб. 1981 г. канонизирован Архиерейским Собором РПЦЗ.

23 февр. 1997 г. определением Архиерейского Собора РПЦ прославлен в лике святых в составе Собора новомучеников и исповедников Церкви Русской.